Мое знакомство с замечательным человеком, крымским поэтом, детским писателем и переводчиком Леонардом Ивановичем Кондрашенко состоялось летом 1972 года.

В артековском лагере «Прибрежный» готовилась к сдаче в эксплуатацию новая столовая «Теремок», построенная по проекту архитектора Анатолия Полянского. Простота и гениальность замысла заключалась в том, что вся конструкция покоилась на самораспирающихся металических опорах, которые, при характерном для Крыма сползании грунта по базальтовому слою, придавали зданию еще большую устойчивость. Следует заметить, что изначально «Теремок» проектировался и строился, как музейно-выставочный комплекс. Планировалось, что там будут размещены все действующие музеи-выставки Артека. Но в начале 70-х столовая «Грибы», где ели «речники» и «озерники», была сильно повреждена оползнем (сегодня на ее месте «Городок приключений»). Поэтому «Теремок» спешно переоборудовали под столовую.
Поглядеть на очередное архитектурное чудо съехалось многочисленное начальство из Ялты, Симферополя и Москвы. В честь торжественного события над крышей столовой на высоком флагштоке был поднят флаг. Леонард Иванович скромно сидел среди других почетных гостей за празднично накрытым столом, с интересом вглядываясь в незнакомые ему молодые лица вожатых очередного набора.
После официальных речей аудитория раскрепостилась и, приглашенные на церемонию открытия артековские работники, прибодренные легким «Искристым» вином, впоследствие получившим в артековской среде название «Вожатского», стали подниматься из-за столов и произносить здравицы в честь архитектурного сооружения и самого Артека. Я тоже встал и произнес экспромтом шуточные четверостишия, из которых, к сожалению, в памяти остались несколько последних строф:
- Улегся весь наш лагерь шумный,
- На «абсолют» в постель уже
- И только лишь отряд дежурный...
Знаменитый крымский поэт смотрел на меня с некоторой тревогой, ожидая, какую рифму выступающий подберет к этому, неожиданному для него, профессионала,
«уже» ?
Но когда прозвучало:
- Готовит к ужину фраже,
- лицо Леонарда Ивановича просветлело.
Закончил я свою декламацию словами:
- Хотите вы, иль не хотите,
- Немного есть на свете стран,
- Где б просто так стоял под флагом,
- Наш пионерский ресторан!
Леонард Иванович подошел ко мне и, пожав руку, тихо сказал:
- Вы не Пушкин, да и я не Державин. Не побрезгуйте - заходите, побеседуем. Вот мой адрес.
Я не побрезговал. Только случилось это несколько позже.Тогда представился случай познакомиться и с милой супругой Леонарда Ивановича Вероникой и с их младшей дочерью Ольгой, которая серьезно занималась музыкой.
Артековские вожатые никогда не были избалованы материально. Известную песню: «Вожатый-профессия птица, труднее ее не сыскать. С какой еще может работой сравниться, ребячьи сердца зажигать!», мы исполняли в своем кругу в несколько другой редакции: «С какой еще может работой сравниться - пятнадцать рублей получать!»
Дело в том, что из нашей поистине скудной зарплаты, в 68 рублей, ежемесячно удерживалась довольно солидная сумма за питание и утерянную детьми артековскую форму. После всех вычетов на руках у вожатого оставалось рублей пятнадцать.
Их хватало разве что на почтовые расходы! На оставшиеся деньги мы, в добровольно-принудительном порядке, были вынуждены приобретать еще марки ДОСААФ, Общества охраны памятников, «Красного креста», лотeрейные билеты и т.д. и т.п… В то же время в Артеке огромные средства уходили на дорогостоящие, никому не нужные «игрушки», на показуху. Когда в лагере появилось очередное модное приобретение - стадион под огромным надувным куполом, в считанные часы по Артеку разошлась меткая эпиграмма:
- Пятнадцать тысяч заплатив,
Артек купил... презерватив!
Кстати, по тем временам 15 тысяч рублей были довольно большими деньгами. На эту сумму можно было купить два новеньких автомобиля «Волга». Автора, как вы понимаете, долго вычислять не пришлось. Высокое начальство высказало по этому поводу Леонарду Ивановичу свое неудовольствие. А сам стадион-«презерватив» после так и истлел на складе. Надували же его 1-2 раза. Не больше...
После окончания Центральной школы пионерских работников я довольно скоро обзавелся семьей и, вместе с женой и маленькой дочерью, перебрался из кишащего сколопендрами железобетонного закутка корпуса «Амур» дружины «Речная» в отдельную комнату с верандой-кухней в доме барачного типа на улице Строителей, напротив пограничной заставы и дружины „Лазурная”, где продолжил работу вожатым спецотряда.
Приняв как-то из рук жены единственный, оставшийся в семейном бюджете рубль, я отправился в Гурзуф за молоком для малышки и решил по дороге заодно заглянуть в сберкассу,чтобы проверить «добровольно-принудительный» лотeрейный билет.
Крупного выигрыша не было, но по совпавшей серии, я неожиданно для себя, выиграл «Библиотечку молодого комсомольца», стоимостью в 25 рублей! Естественно, я предпочел наличные.
Когда несколькими минутами позже в магазине, я пристраивал в заполненную до верху всевозможными продуктами авоську бутылку доброго крымского вина и большую жестяную банку с настоящим голландским топленым маслом, невесть каким образом попавшим на прилавок обычного гурзуфского гастронома, за моей спиной раздался знакомый голос:
- Это топленое масло, да под белый хлебушек...
Я обернулся.
- Леонард Иванович!
- Не по средствам живете, молодой человек, - с улыбкой продолжал он. - Никак в треть вожатской зарплаты уложились за один прием?
Услышав радостную историю о том, как я вдруг стал богаче в 25 раз, он вдруг помрачнел и, тоном, не терпящим возражений, повторил свое приглашение:
- Давайте, как образуется у вас свободный вечерок, всей семьей ко мне, договорились?
Позже я понял, что почувствовав фибрами своей души ту меру ответственности за семью, которую фактически должен был чувствовать я, при моем нестабильном экономическом положении, мудрый Леонард Иванович, тактично, но настойчиво подталкивал меня к мысли о том, что неплохо начать подрабатывать на литературном или журналистском поприще, тем более, что Артек предоставлял для этого прекрасную возможность.
- Существует ошибочное мнение, что творец, будь-то художник, писатель или композитор обязательно должны быть голодны, иначе они не создадут ничего путного. Почему? Это ведь такие же профессии, как все остальные. Представьте себе голодного инженера, учителя или хирурга со скальпелем в руке. Да они ни о чем думать не смогут, кроме своих проблем! Ты накорми человека, дай ему все необходимое, а потом спрашивай! Излишеств не нужно. Излишества - всегда во вред, - считал Леонард Иванович.
С легкой руки Леонарда Кондрашенко я отправил свой первый рассказ в выходивший в Латвии на латышском языке журнал «Draugs » («Друг»), в котором впоследствии стали регулярно печататься мои статьи и очерки из артековской жизни, а я получил право присоединить к своей фамилии особую приставку: спецкорр. (На "Артековце" представлен один из таких рассказов
"Будьте готовы, Ваши Высочества!")
Во время своего последнего посещения Крыма в 1979 году мы с женой, по настоянию Леонарда Ивановича, остановились у него дома на улице Артековской и, ведя неспешные разговоры, играли в любимую английскую игру Леонарда Ивановича scribble (скрейбл).
- Это прекрасный инструмент для развития филологических способностей человека, особенно человека пишущего, - любил поговаривать Леонард Иванович.
Помнится, как-то он предложил придумать ситуацию с использованием слов в определенном порядке:
однажды; но вдруг; все же; и несмотря на; ура и как ужасно!
- Я долго корпел над листом бумаги и предложил на суд следующее сочинение:
Однажды трое англичан
Сыграть решили в скрейбл;
Они присели на топчан,
Но вдруг явилась Мейбл.
Тут джентльмены, все привстав,
Ей уступают место,
Но Мейбл, фартук свой достав,
На кухне месит тесто.
Бедняжке все ж хватило сил,
Всю накормить ораву;
Учтив с ней каждый был и мил,
Ведь пудинг был на славу!
И несмотря на то, что ей
Пришлось совсем не просто,
На сердце стало веселей
От дружеского тоста.
В душе у женщин нам подчас
Не все бывает ясно;
Ведь шепчет Мейбл, спать ложась:
Ура! И...как ужасно!
Леонард Иванович повертел в руках листок, внимательно прочитал текст и сказал:
- В целом, все нормально. С заданием, будем считать, вы справились. Но вот незадача...,- при этих словах он сделал паузу и хитро прищурился: - что нам делать с «топчаном»? Вероника, как думаешь, сидят ли англичане на топчанах?
- Вообще-то они обычно сидят на мешках с овечьей шерстью, - шутливо отозвалась супруга.
- «Топчан» - стул, чурбан, подстава под улей..., - как бы размышляя вслух, произнес Кондрашенко. – Ладно, годится, а то друзьям Мейбл придется свою национальность менять, а там, глядишь, и от «scribblе» ничего не останется.
Когда Леонард Иванович предложил свою версию, мы буквально сползли со стульев, корчась от смеха. К сожалению, так устроена человеческая память. Что-то незначительное, относящееся к себе самому, мы помним, а то важное, что стараемся удержать в памяти, порой уходит бесследно...
Позже я посмотрел значение слова топчан в словаре у Даля и поразился: память Леонарда Ивановича не подвела, такое же определение было дано данному предмету великим знатоком русского языка!
По правде говоря, Леонард Иванович не только хорошо знал язык, он его чувствовал.
Кондрашенко переводил детские книги собратьев по перу с польского, сербско-хорватского, украинского и других языков, считая долгом в своих переводах максимально приблизиться к оригиналу. Не удивительно, что авторы переводимых им книг отвечали взаимностью. В библиотеке Кондрашенко книжки, написанные им и изданные за рубежом и „чужие”, переведенные Леонардом Ивановичем, стояли рядом и, при желании, можно было убедиться, насколько щепетильно поэт и переводчик относился к каждому слову.
Особые отношения связывали Кондрашенко с Болгарией. После того как в руки Леонарда Ивановича попали несколько писем, написанных Георгием Димитровым кому-то из соратников в СССР и об этом узнали в газете „Работническо Дело”, печатном органе ЦК БКП, Леонард Иванович был приглашен в эту балканскую страну.
- Принимали по высшему разряду, возили по самым интересным местам. Если бы я был рядовым туристом, никогда бы такого не увидел! - рассказывал он, все еще находясь под впечатлением от поездки. - Но главное, мне удалось встретиться с болгарскими коллегами-писателями и поэтами и договориться о сотрудничестве. И, горько усмехнувшись, добавил: - Наши болгарские друзья тоже хорошо знают русскую поговорку «Волка ноги кормят...»
Вспоминается один курьезный случай. Как-то, поднимаясь по лестнице в знакомую квартиру, мы с женой увидели записку, прикрепленную к наружной стороне двери. На листке бумаги, величиной с осьмушку, корявыми буквами было начертано:
НИ ЗДАЕЦА!
Вначале подумалось: это не та квартира, мы, наверное, ошиблись дверью?
Дверь открыл сам Кондрашенко и, заметив наше недоумение, пояснил:
- Сил больше нет! Получил от своих болгар срочную работу, связанную с переводом, а работать не дают. Замучили постоянными набегами арендаторы. Дачу им, видите ли, снять надо! Вот и приходится защищаться всеми доступными методами.
- А почему такая странная орфография, Леонард Иванович?
- Так ведь послание адресное. Как повесил, визиты прекратились. Доходит, видимо, в такой форме...

У меня дома на полке стоит маленькая книжечка в синей обложке под названием «Артек», с дарственной надписью. Когда я перечитываю ее, как-бы заново прогуливаюсь по знакомым местам. Тогда, в далекие семидесятые, помнится, вместе с Леонардом Ивановичем, мы совершили несколько незабываемых прогулок от скалы Гурзувит до парка Гартвиса у Медведь-горы. Многое из того, что он рассказывал, к сожалению, не вместилось в скромные четыре печатных листа!
Рассказчик Кондрашенко был необыкновенный.Часами можно было слушать его рассказы о встречах с интересными людьми, о работе в Чеховском музее в Аутке, о дружбе с Бирюковым. Или маленькие истории, вроде байки о двух бедолагах, забравшихся к нему на дачу и по ошибке выпивших средство против радикулита, настоенное на испанских орехах, после чего незадачливые воришки полностью посинели, будто татуировавшись изнутри. Эти миниатюры были настолько забавны и смешны, что могли составить серъезную конкуренцию авторам, подвизающимся в комедийном жанре.
Можно сказать, что Леонард Иванович, как бы это патетически не звучало, всю свою жизнь искренне и бескорыстно сеял «доброе, вечное». Семена, рассыпаемые его щедрой рукой, дали добрые всходы. Много лет спустя моя маленькая внучка, живущая сейчас в Испании недалеко от Гибралтара, потянув меня за руку, с загадочным видом привела на берег моря и задала вопрос:
- Дедушка, а ты знаешь, почему оно соленое?
- Почему?
- Просто соль со всей земли к морю подтащили, точно взвесить не смогли и...пересолили!
Помнится, когда моя дочь была в таком же возрасте, этот же вопрос на артековском пляже задал ей сам автор детской загадки! Подавая ей руку, он тряхнул своей роскошной, серебристой гривой волос и, пряча улыбку, серьезным тоном сказал:
- Ты можешь называть меня Леопард Иванович!
Разумеется, самое время было вспомнить его знаменитую «Африку-Жирафрику», ту самую Африку, которая теперь была видна с испанского берега невооруженным глазом и лежала перед нами, как на ладони:
Никаких забот не знали
И, счастливые вполне,
Звери жили-поживали
В этой солнечной стране.
Там, ребята, Африка –
Край высоких трав,
Африка-Жирафрика,
Родина жираф.
Когда я дошел до места:
Но коварная гиена
Ночью в Африку пришла
И, чернея от измены,
Ночью джунгли подожгла…
мне вдруг почудилось, что среди зверей, спешащих спасать любимую Африку, мельнул знакомый силуэт. Конечно же, леопард не мог бросить в беде своих друзей и спешил на выручку! Он приветливо махнул нам с внучкой лапой, как бы сообщая: - Не беспокойтесь, все будет в порядке!
Среди каких высоких трав бродишь ты сейчас, наш
Леопард?
Рига-Эстепона, 2011 год.
Никита Шеин